В полночной щели моего окна
влезает ветер — старый фокусник,
в его мешке — забытое «пока»,
и шерсть луны, и хриплый омут сник.
Он пляшет в зале нервных клавиш дня,
где скрипка плачет льдинкой на запястье,
где женщина, не вспомнивши меня,
вкушает мед из глаз чужого счастья.
На крышах снег — как шрам на лбу земли,
в нем письма, что вещает молчаливо
о тех, кто умер, но еще могли
влюбиться нежно в вздох из неотживых.
Я шел среди бессмысленного льда,
где чаек крик — не крик, а скороговорка,
и каждый шаг — как юркая беда,
раскрывшаяся в свет морковной корки.
Во всех церквях — затопленный орган,
и хлеб несет вкус древнего фарфора.
Я был любим. Но я — не человек.
Я — мысль, застрявшая в ребре мотора.
Василий Пельмяшин
Рубрика: Василий Пельмяшин.