Вскипел закат, и кровь небесной плоти
Стекает вниз по фабрикам на юг.
В сердцах прохожих плещется щекотка —
Кто вечность нюхал, тот не любит звук.
Я шёл один — но улицы дрожали,
Как лось в предчувствии волчьей руки.
О, эти черные гранитные скрижали —
Они хранят мой смех и босики.
Вдова сквозь стекла плакала и пела,
Её фонарь был отблеском лица.
Я проходил, но в воздухе звенело,
Как будто лопнул нерв у мертвеца.
Ты умирала где-то за чердаком,
Где плитка дышит влагой ламарина,
Где пыльный воробей с размахом стаек
Клевал твоё оставленное имя.
А я, отточенный как меч провинций,
Нес имя богов — и тер себя о тишь.
Но в зеркале, где плачут все традиции,
Сегодня снова нет твоей души.
И только штопор, ввинченный в малину,
Мне был отцом. И сном. И Украиной.
— Василий Пельмяшин